Победить «крокодилов» - Страница 22

— Почему ты не рассказывал мне, сынок?

— Ты же позволял делать это с собой и ничего не предпринимал.

Но это не одно и то же! Впрочем, какой сын не стремится быть похожим на своего отца, перенимая тот же тип поведения? Сердце Ралфа обливалось кровью от жалости к своему мальчику. Маленький мужчина, он старался поступать как взрослый при столкновении с истериками и безумием матери.

— Так ты просто сносил побои и молчал? — спросил Ралф.

Эрик кивнул. Его глазенки были полны невысказанного страдания.

— Мне очень жаль, сынок. Я не знал, что она так поступала с тобой. Конечно, мужчина не смеет ударить женщину. Но я сумел бы настоять, чтобы мама вернулась в Сидней, если бы знал, что она тебя бьет.

— Она бы заставила меня поехать вместе с ней, — выпалил Эрик.

— Я бы не позволил.

— Она сказала, что заберет… и попыталась… в тот день, когда разбился самолет. — Слезы хлынули в три ручья. — Она пыталась заставить меня поехать вместе с ней, но я вырвался, убежал и спрятался так, что она не могла меня найти. Она кричала, что заберет меня в любом случае, потому что она — моя мама.

— Нет… — Это был скорее стон, чем отрицание.

Слезы продолжали капать.

— Я рад, что она умерла, — яростно всхлипнул Эрик. — Я хотел, чтобы она уехала и не вернулась. Когда она взлетела, я пожелал, чтобы самолет приземлился где-нибудь на другом краю света… и поте… потерялся… и… — слезы душили мальчика. Его личико сморщилось.

Ралф почувствовал вину перед сыном за то, что тому пришлось пережить за последний год. И уважение. Его ребенок стоически терпел страдания, страхи и беззащитность. Не колеблясь ни минуты, Ралф протянул руки и посадил Эрика к себе на колени. Он обнял его, прижал к себе и успокаивал, пока со слезами выходила та тяжесть, что мальчик носил столько времени в себе.

— Все в порядке, сынок, — шептал он. — Поплачь, тебе станет легче. Когда больно, можно поплакать. Но ты не должен думать, что виноват в маминой смерти. Случилось то, что должно было случиться. На этом самолете мог полететь я. Или Тони. Кто бы ни поднялся в воздух в тот день, все бы погибли. Никто же не знал о повреждении двигателя.

— Но мое желание исполнилось, — рыдал Эрик.

— Нет, это не так. Ты хотел, чтобы мама улетела на другой конец света. Ты не хотел, чтобы самолет разбился, — настаивал Ралф. — Не хотел, чтобы мама умерла. На самом деле ты просто хотел, чтобы прекратилось все плохое.

Эрик качнул головой.

Ралф понял, что мальчик прислушивается к его словам. И продолжал. Он рассказывал сыну о своих чувствах. Смерть Рейчел была для него и горем, и облегчением одновременно. Его виной и его болью.

— Ты рад, что тебя больше никто не бьет и не обижает, ведь так? Но, Эрик, я знаю, что ты также расстроен из-за маминой смерти, как и я. Конечно, было бы лучше, если бы мы могли изменить то, что с нами случилось, и попробовать сделать маму счастливее. Мне очень жаль, сынок, что я не смог сделать этого для тебя. Я просто не знал как…

Постоянные разногласия. Все, что он пытался сделать… уступки, на которые шел, компромиссы… все напрасно. Надежды, что они их преодолеют, не было.

— Это не твоя вина, Эрик, что мама сердилась и обижала нас. Она была очень несчастна сама по себе. В своей душе. Она нуждалась в помощи, которую мы не могли ей оказать. Ей тоже не нравилось, что…

Интересно, как далеко заходят воспоминания его сына? Когда начались его страдания? Два года назад… три? Ралф не решался спросить. Возможно, более поздние воспоминания стерли более ранние.

— Ее болезнь была в голове, Эрик, — Ралф попытался объяснить. — Так, как будто все ее мысли и чувства спутаны в клубок, а она не в силах его распутать. Но сердцем она любила тебя. И я знаю, что ты тоже любил маму. Потому что она все-таки была твоей мамой, уже не важно какой. Ты должен простить ее за все плохое, потому что на самом деле она не хотела причинять тебе боль. Она просто не могла помочь самой себе. И, я уверен, ей бы хотелось, чтобы ты, ее сын, помнил только хорошее. Поэтому постарайся сделать это, сынок. Ты сам почувствуешь себя лучше.

Всхлипывания мало помалу перешли в жалобную икоту. Эрик поднял заплаканное личико от влажной рубашки отца. Его глаза все еще молили об утешении.

— Пап, а могут дедушка и бабушка забрать меня у тебя?

Так вот почему после смерти Рейчел он отказывался ездить в Сидней. Значит, не только прошлое мучило его. Будущее тоже.

— Нет, не могут, Эрик, — уверенно заявил Ралф. — Твой дом здесь. Даже если я умру, он останется твоим домом, вместе с Шарлоттой и с Чарли, и со всеми, кто живет на станции. Твой дом всегда будет здесь, пока ты сам этого хочешь.

— Но ты ведь не собираешься умирать, правда, пап? — с тревогой спросил мальчик.

— Надеюсь, я проживу еще долго, — улыбнулся Ралф. — Я хотел бы дожить до того момента, когда ты начнешь управлять Санвиллом. Если, конечно, захочешь.

Эрик улыбнулся в ответ. — Конечно, хочу. Я хочу быть таким, как ты.

— Э, нет… — Ралф потрепал сына за подбородок. — Разве я еще не сказал тебе, что не бывает двух совершенно одинаковых людей? Я полагаю, ты будешь гораздо умнее меня. Времена меняются. И тебе легче приспособиться к этим переменам.

Мальчик улыбнулся еще шире.

— Чарли сказал, что я все быстро схватываю.

— Значит, ты должен продолжать учиться. Из тебя выйдет толк. Только не увлекайся своими занятиями настолько, чтобы забыть о людях, — Ралф обменялся с сыном серьезным мужским взглядом. — Ты сам знаешь, как больно, если к тебе относятся несправедливо. Постарайся не поступать так же с другими, сынок.